Транзитная зона любого аэропорта - место мистическое. Это что-то неприкосновенное, словно дипломатическая почта, подозрительное, словно замок Синей Бороды, и еще в нем есть что-то по мотивам «Пикника на обочине» Стругацких: еще никто, заходя в транзитный зал через одни двери, не выходил через те же двери обратно. Это, кстати, проверено целым рядом независимых наблюдателей... Такая загадочность транзитного зала не может не вдохновить людей высокого искусства. Например, сам Стивен Спилберг сделал широкий жест и снял фильм «Терминал». С хорошей, увы, задумкой, но с удивительно плохим исполнением. Ибо идеи американского мессианизма, о которых вдруг начинают с пафосом говорить полотеры аэропорта имени Кеннеди, равно как и какие-то обитающие в американском транзитном зале русскоязычные полудикие-полуинфантильные придурки с сербскими фамилиями, втиснутые в фильм, очевидно, в силу фактора злободневности, запутывают сюжетную линию. И уводят зрителя в размышления о вселенской демократии вместо того, чтобы спокойненько так сконцентрироваться на конкретном транзитном зале. Я специально употребляю слово «конкретном», так как каждая страна вносит в транзитные залы что-то свое, что-то неуловимо родное. Что очень хорошо, например, чувствуется в соседней с нами столице, городе-герое Москве. А конкретнее - в транзитном зале аэропорта Шереметьево, который, правда, на багажных квитанциях и авиационных билетах сокращается всего до трех букв: Москва, SVO. Москва - это вообще очень фатальный город для украинской истории. Здесь решают за нас итоги наших выборов, руководят русофильными демонстрациями в Крыму и предают анафеме Мазепу. Отсюда в Киев стартуют бригады политтехнологов, ортодоксальных православных проповедников, евразийцев - покорителей Говерлы. Отсюда отправился в свой последний рейс предприниматель и меценат Макс Курочкин. В свою очередь, сюда прилетают заслуженные люди нашей страны: Сацюк, Белоконь, Юрий Мешков и другие видные персонажи украинской политической жизни, несомненно, обогатившие своим присутствием и без того пестрый социальный и национальный состав российской столицы. Кроме того, ревниво косясь друг на друга, в Москву прилетают также Тимошенко с Януковичем - иногда принять участие в съезде «Единой России», иногда поговорить за газ, а иногда просто на смотрины. Впрочем, упомянутые лица не посещают транзитный зал. В него вообще не заходят так называемые «випы», так что выглядит он, мягко говоря, малопрезентабельно. Зато здесь можно встретить украинского поэта-авангардиста Алексея Семенченко (в кругах киевской альтернативы известного также под именами Семен Лыбонь и Рио Кундер), который, вдохновленный увиденным вокруг сюрреализмом, выводит свой очередной шедевр под названием «Шереметьево во мгле»: В Москві - імла І лають кволо (хоч і в «ланцях») Столицю стомлені від вражень і відрази «Іностранці», Іноземні до нас засланці, Погоди бранці. Здесь, в транзитном зале, в отличие от остальной Москвы, царит полный межрасовый и межнациональный мир. Армяне спят на одном полу с азербайджанцами, а арабы пьют пиво «Очаково», усевшись на полу возле американского туриста, который о чем-то говорит с далекой родиной через спутниковый телефон. В Москве вообще очень трудно приобрести стартовый пакет. Для этого нужно быть или гражданином России, поскольку для продажи нужны паспортные данные. Если же вы принадлежите к тем шести с хвостиком миллиардам землян, которым не посчастливилось с российским гражданством, спасти ситуацию может регистрационная карточка иностранца. Но где, скажите, можно зарегистрироваться в транзитном зале?! Зато в этом общественном месте никому не возбраняется пить крепкие напитки. Никакой милиционер не посмеет нарушить эту идиллию. Транзитный зал - территория, свободная от милиционеров. И украинский альтернативный поэт Алексей Семенченко заносит в свой альбом отрывочные впечатления: Вранішній «лотос» тренує, не лінується - Третій день делегація легінів до Індії. Не де-інде лаштується А коло клозету з пляшками «Лідії». Транзитный зал аэропорта «Шереметьево» весьма удобен людям, практикующим «лотос», по очень простой причине - отсутствия каких-либо мест для сидения. Во всяком случае, незанятых здесь реально нет. И пассажирам приходится спать на каких-то ковриках на полу, как на самой затрапезной железнодорожной станции. Не исключено, что когда-то, к Олимпиаде-80, здесь действительно были какие-то лавочки, но безжалостная коммерциализация поздних перестроечных времен уничтожила их безвозвратно, превратив просторное когда-то помещение в один сплошной бутик, по ценам ближе к «Метрограду», по комфорту - к переходу возле метро «Шулявская». Здесь торгуют виски, бижутерией, золотом и матрешками. Матрешками-Путиными, матрешками-Сталиными, матрешкамии-Горбачевыми-Лениными-Хрущевыми-императорами Николаями - я не могу понять, где на это матрешечье изобилие находится такое количество покупателей. Но самое ужасное - мне иногда кажется, что ночью эти матрешки должны оживать и делать что-то нехорошее, подобно известному киноперсонажу кукле Чаки. Возможно, после полуночного перезвона кремлевских курантов под музыку Александра Александрова, под слова Сергея Михалкова и Габриэля Эль-Регистана они сходят с витрин, строятся правильными пентаграммами и обсуждают какой-то очередной план Путина... Нет, лучше отбросить эти мысли. Где лучше всего чувствуют себя киевляне в транзитном зале - так это в заброшенной комнате, где когда-то, видимо, проводился таможенный досмотр. Это очень хорошая комната, украшенная рекламой водки «Русский стандарт», в которой при этом нет ни души. Потому что ни европейцам, ни азиатам, ни даже африканцам никогда не придет в голову простая мысль, что если где-то есть работающие терминалы, то среди них обязательно найдется один неработающий и забытый самими аэропортовскими сотрудниками. Но ведь это же, в конце концов, Москва, аэропорт SVO. Здесь можно перекусить «тормозком» из Киева (в конце концов, сало всегда будет калорийнее любой «быстрой еды», которую предлагает транзитный зал, а добрые таможенники «Борисполя» хоть и предупреждают, что нельзя везти коньяк в ручной клади, однако никак этому не препятствуют), можно прочитать газету The Moscow Times, можно поработать специфическим гидом по аэропорту. Время от времени в нашу комнату вваливается чья-то растрепанная голова и, ошалев от вида странных людей, разливающих на бездействующем аппарате для просмотра багажа коньяк, спрашивает, не подскажем ли мы, как пройти к... - Направо, - говорим мы, будучи твердо уверенными в том, что как минимум в пятидесяти процентах случаев будем правы. Все равно карту этого зала обнаружить очень трудно (хоть, в принципе, и возможно - они висят в местах, где люди, как правило, не ходят), а вам со временем все равно все расскажут. Ибо в транзитном зале люди в основном добродушные. Они, как ни странно, не зациклены на вопросах противостояния в Украине, не одержимы идеей величия энергетической сверхимперии, и им абсолютно по барабану, кто будет послом Никарагуа в незалежной Абхазии. Потому что транзитный зал - это уже не Москва. И если мы говорим, что «Украина - не Россия» - афоризм, с легкой руки Леонида Даниловича ставший крылатым, - то я должен сказать, что Москва - это еще большая «не Россия», чем наши родные украинские палестины. Москва сама придумывает проблемы себе на голову лишь для того, чтобы потом их героически разрешать. Она придумывает праздновать освобождение себя от поляков 4 ноября, а получает в этот день неофашистские шабаши. Она проводит монетаризацию льгот, а потом борется за отмену последствий монетаризации льгот. Она не жалеет солдат в борьбе с националистом Дудаевым для того, чтобы сменить его на совершенно безбашенного ультранационалиста Кадырова. Она смеется юмору Задорнова и Петросяна, что уже само по себе, извините за тавтологию, не смешно. И вообще, пока где-то там, за стенами аэропорта, под фанфары строится общество «управляемой демократии», в комнатке, откуда автобус забирает транзитных пассажиров, пересаживающихся с международных на внутренние рейсы, эти самые пассажиры сморкаются на пол и гасят сигареты о стены. А уж тот факт, что у трапа местного рейса вам выдают свежий номер центральной газеты с аршинным заголовком на всю строку «ПОЧЕМУ ТАК ЧАСТО РАЗБИВАЮТСЯ РОССИЙСКИЕ САМОЛЕТЫ?», совсем не портит настроение - лишь бы побыстрее покинуть этот воздушный вавилон. И лишь взглянув на прощание на пеструю толпу всех рас и народов, поэт-авангардист запишет в блокноте что-то вроде: Транзитна зала аж гуде, В раж іде: «Хай мла спаде, Хоча б на мить! ХАЙ «ІЛ» ЛЕТИТЬ! Jesus let it! Jesus let it be..." Cергей КОСИЛОВ |